На дворе третье тысячелетие, и сейчас уже никого не удивишь газовыми смесями для погружений. Однако так было не всегда. Еще пятнадцать лет назад погружение под воду с газом отличным от воздуха можно было считать «подвигом первооткрывателя», а люди, совершавшие такие погружения, стали настоящими легендами технического дайвинга. Это были интереснейшие времена и интереснейшие люди. Однако причина, по которой мы предлагаем Вам это интервью, записанное Михаэлем Мендуно (журнал «Aquacorps»), кроется не в этом. Очень многие современные дайверы, переходя за грань «технических» погружений очень слабо себе отдают отчет об ответственности, которая встает перед ними. Друзья, мы надеемся что это интервью с, безусловно, опытнейшим подводником, к сожалению трагически погибшем в 1994 году, будет полезно всем нашим читателям.
Сказать, что Шек Эксли был похож на среднестатистического 43 летнего учителя алгебры – будет явным преуменьшением. По профессии он – действительно был учитель в высшей школе Сувани, Лайв Оак, Флорида. По призванию – первооткрыватель, пионер, исследователь, учитель и легенда дайвинга.
Эксли получил сертификат подводника в 16 лет, и стал первым человеком, зарегистрировавшим тысячу пещерных погружений, и это заняло у него всего семь лет. Еще за два с половиной десятилетия Эксли обследовал большинство всемирно известных глубоководных пещерных систем, разработал и опробовал множество новых методов глубоководных воздушных погружений и погружений на газовых смесях, постоянно изменяя границы автономных погружений.
Его тяга к открытиям и энтузиазм принесли ему репутацию одного из лучших подводников мира, сформировали модель современного спелеоподводника, по мнению многих – примера подготовки для любых специализированных типов погружений. Учитель и хороший инструктор, Эксли в 1973 году помог сформировать Отдел Пещерных Погружений в Национальной Спелеологической Ассоциации(NSS-CDS), опубликовал более ста статей и шесть книг о предмете своей страсти, давал многочисленные лекции, преподавал курсы погружений на газовых смесях для опытных подводников.
Вероятно, первооткрыватели, такие как Эксли, навсегда останутся загадкой. Исследователь и атлет высочайшего уровня, совмещающий физическую способность и психологическую подготовленность, позволяющие идти туда, куда мало кто решиться, некоторыми воспринимается как рисковый человек, или даже сорвиголова, жаждущий адреналина. Журнал АкваКорпс встретился с Эксли, чтобы объяснить и разъяснить множество легенд, образовавшихся вокруг этого человека, понять его мотивацию, попробовать пробраться к нему в голову. Результаты превзошли все ожидания.
ак: Шек, когда вы начали нырять?
ШЭ: Я начал в 1965, но не вел книжку учета погружений вплоть до Февраля 1966 года, когда я отправился на пробное погружение с Кеном Броком. Он научил меня, как надо погружаться. В то свое первое погружение мы спустились под воду, и я засунул голову под коралловый выступ, длинной 5 метров, не более. Ничего особого, и я не получил особого удовольствия. Но затем Кен взял меня на Кристал Ривер, и это меня захватило. У меня не было фонаря, так что я просто пробирался по гроту на ощупь, пока глаза не привыкли, и я не смог пробраться чудь дальше, проникая в темноту. Возможно с этого времени я и продолжаю пробираться все дальше в эту темень.
ак: За вашу карьеру вы совершили множество невероятных погружений; ваше погружение в Диполдер II на 108 метров, на воздухе, Вакула, Эль Начименто де Рио Манте на 261 метр, ваш проход на 3282 метра в Кафедрал – зачем вы делаете то, что вы делаете?
ШЭ: Я даже не знаю. Моя мотивация сильно изменилась за последние годы. Я вырос, совершая погружения, и когда я был тинэйджером, я хотел быть важным, и чтобы обо мне думали, как о важной персоне. Я прошел стадию, когда мне хотелось узнать, как глубоко я могу забраться. Затем прошло время, когда мне было необходимо узнать, как далеко я могу пройти. И я до сих пор получаю удовольствие.
До сих пор существуют места, где не было никого с самого начала времен. Мы не знаем, что там. Мы не знаем, что находится на темной стороне луны, или что на Марсе, но мы не знаем, что находится в конце пещеры, только пока не дойдем туда. Возникает особое чувство, когда ты знаешь, что здесь никто до тебя не был. И еще более сильное чувство возникает, когда ты точно знаешь, что никто не был так далеко. Я наслаждаюсь этими ощущениями.
ак: Таким было ваше погружение в Начименто Манте?
ШЭ: Это было пугающе. Я буду использовать термин "физиологическая рулетка" чтобы описать мое погружения в Манта. Первое погружение на 156 метров в 1987 было самым страшным. Это действительно был шаг в неизведанное (рассматривая западную хемисферу). Хотя, конечно, Йохен Хессенмайер был глубже, ныряя Фонтане де Ваклузе.
ак: Манте было вашим первым серьезным погружением на смесях?
ШЭ: Я практиковался, конечно же; 39 метров в Кафидрал и 78 метров в Холтон Спрингз. Тримиксное погружение на 108 метров, совершенное в Диполдере в 1981 году было единственным погружением в западной хемисфере, близкое к моему. В восточной хемисфере, таковыми были погружения Йохана. Он погружался на 198 метров, что вселяло в меня уверенность.
ак: Вы знали, что это возможно.
ШЭ: Да, я знал. Я погружался вместе с Йоханом. Он исключительный подводник, один из лучших, с кем мне только приходилось нырять. Факт, что я встречался и нырял с этим человеком, вселял в меня уверенность. Конечно, были проблемы с декомпрессионными таблицами – их не было. В то время я еще ничего не знал о Билле Гамильтоне. К счастью, я сумел достать таблицы для коммерческих водолазов – мне их достал Джим Мелтон.
ак: Вы использовали таблицы для коммерческих водолазов?
ШЭ: Нет, мне пришлось экстраполировать их; таблицы завершались глубиной 120 метров. Я взял модель, и доработал их. Я делал тоже самое при погружении на 198 метров два месяца спустя.
ак: Вы знаете что многие люди скажут, "Шек шибанутый! Зачем он сам разрабатывает собственные таблицы – разве это не сумасшествие?
ШЭ: Разве это не то, что делают все?
ак: ХА! Хорошее замечание.
ШЭ: Может быть я и не величайший в мире математик, но математика – моя профессия и у меня есть ученая степень по вычислительной технике; обе науки играют значительную роль при составлении декомпрессионных режимов. Я уверен, что Билл Гамильтон делает это примерно тем-же способом, что и я. К тому же у меня в тот раз был серьезный стимул выполнить расчеты действительно хорошо.
ак: Вы были тем, кто был на спусковом конце!
ШЭ: Я не говорю, что могу сформировать лучшие декомпрессионные таблицы, чем Билл Гамильтон, Анджел Соторо или Рэнди Борер, которые позже работали со мной. У меня нет никакой информации чтобы делать такие замечания. Но в тот момент времени у меня просто не было выбора.
ак: Существует миф – уже довольно слабый, но все еще существует – что декомпрессионные таблицы являются некой истиной, в противоположность реальности – люди просто угадывают, опираясь на собственный опыт, что таблицы будут работать.
ШЭ: Совершенно верно. Я говорю в самом начале моих курсов по погружениям на газовых смесях, что все декомпрессионные таблицы являются всего лишь математической моделью основанной на плохо понимаемых физиологических феноменах. Ценность каждой модели определяется только одним фактором – возникнет или нет ДБ при определенном времени на данной глубине. Ранние модели были очень просты – как набор кубиков у ребенка (очень небольшой набор). Несомненно, теперь они более сложные, но их успех по-прежнему зависит от того, работают они или нет.
ак: У вас когда-либо была декомпрессионная болезнь?
ШЭ: Никогда. Ну, иногда, когда я использую сухой костюм с шерстяной поддевкой, я выхожу на поверхность с кожным зудом, похожим на ДБ, но точно я не знаю. Ничего другого со мной не происходило. Это комбинация огромной удачи, немного уникальной физиологии (когда я был молод), и исключительного консерватизма (с тех пор как я повзрослел. И страх.
ак: Декомпрессионное время, понабившееся после ваших погружений на Манта исключительно впечатляет – более десяти часов после погружения на 234 метра, и еще больше – после погружения на 261 метр.
ШЭ: ( Достает книжку учета погружений) Мое погружение на 156 метров потребовало 7 часов 30 минут декомпрессии после 15 минут на дне. Два месяца спустя, при погружении на 6198 метров на 24 минуты я провел на декомпрессии 11 часов 13 минут. В следующем году я провел 24 минуты на глубине 234 метра, и в соответствии с таблицами, подготовленными для меня Биллом, декомпрессия заняла всего 10 часов 43 минуты. Кроме того, что я был более уверен в безопасности его таблиц, он вытащил меня из воды быстрее. При моем недавнем погружении на 261 метр с донным временем в 23 минуты – я провел на декомпрессии 13 часов 30 минут.
ак: Как вы готовитесь к подобной декомпрессии? Это должно быть физически и психологически изматывающим?
ШЭ: С точки зрения подготовки тканей моего организма Билл Гамильтон порекомендовал мне совершить глубокое погружение (не слишком серьезное) за день до основного погружения, чтобы ткани размялись. Это хорошо согласовалось с моими нуждами – мне было необходимо поместить три баллона с декомпрессионными газами на глубину 100 метров. Нам не хотелось совершать никаких погружений на смесях, поскольку это могло закончиться ДБ и разрушить всю экспедицию, так что я погружался на воздухе, просто чтобы подготовить ткани.
Что же касательно психологической готовности к скуке этой процедуры, то к этому моменту я только что вернулся с рекордного проникновения в Чипс Хоул возле Талахаси, Флорида – проникновения на 3133 метра, что было длиннейшим моим погружением - 14 часов в воде температурой 18 градусов, в «мокром» костюме.
ак: Вы выжили!
ШЭ: Что было еще хуже, все это время я находился в течении. Я замерз. К счастью, я использовал химические обогреватели, которые спасли мне жизнь. После этого, декомпрессия в Манта, при 27 градусах, показалась мне довольно простой. Как вы знаете, с гелиевыми смесями, которые я использовал, я делал около 50 остановок, каждая из которых была относительно короткой. Время шло довольно быстро, учитывая, что у меня были факты, занимавшие меня – включая раздумья о том, что означают маленькие подергивания – ДБ, кислородное отравление или это просто устали мои старые кости.
ак: Вы погружались в «мокром» костюме?
ШЭ: Нет, в «сухом».
ак: Подгузники или катетер?
ШЭ: Нет, просто сокращал поток до минимума. Я использовал этот «сухой» костюм только для этого погружения. И я был рад, что у меня есть дополнительное средство контроля плавучести – сухой костюм. Я точно не хотел бы оказаться на глубине 270 метров без средств поддержания плавучести.
ак: Вы испытываете страх или нервозность перед серьезными погружениями?
ШЭ: Вплоть до момента, когда я оказываюсь в воде, я напуган. Я думаю, я испуган настолько же, как и любой другой подводник. На самом деле, перед погружением в Манта я испытывал такой страх – я не знаю его причины – что я физически заболел. Я не знаю, был ли это маленький микроб или что-то другое. Я контролирую страх при помощи медитации. Я медитирую на протяжении 10 минут в пещере, прежде чем начать спуск – это позволяет мне прочистить мозг.
ак: Когда вы находились в воде, думали ли вы обо всем том, что может пойти не так, или решали проблемы по мере возникновения?
ШЭ: Я потратил примерно 9 месяцев на подготовку к моему погружению в Манта, в дополнение к погружениям, которые я там прежде делал. Вы думаете «а что если», обдумывая все экстренные ситуации, которые могут возникнуть. Составляете планы, и запасные планы, учитывающие все возможные неполадки, и практикуетесь, практикуетесь, практикуетесь. И когда дело доходит до погружения, ваш мозг полностью занят теми вещами, которые должны произойти. Многое должно произойти очень быстро. Это все в голове. Я бы не был жив сегодня, если бы не думал таким образом.
ак: Я слышал, что ваши часы умерли на одной из глубоких декомпрессионных остановок?
ШЭ: Это было погружения на 156 метров, и часы не остановились; я потерял мои часы и поднимался наверх, отсчитывая остановки начиная с 78 метров в голове. К счастью, я научился массажу сердца, когда мне было 16, так что отсчет " one-one-thousand, two-one-thousand, three-one-thousand..." закреплен у меня в памяти намертво; но когда вы говорите об остановке длинной в тридцать минут, приходится считать на пальцах. К счастью мой водолаз обеспечения, Мэри Эллен Эккофф, вероятно одна из лучших спелеоподводников, и до сих пор лучшая из всех женщин – подводников, проверила меня на 24-метровой остановке и принесла мне часы.
ак: Позвольте мне задать очевидный вопрос - почему у вас не было запасных часов?
ШЭ: Это был мой промах. После этого случая я брал трое часов на каждое погружение, и на глубине 156 метров я оставляю еще одни, и дополнительный глубиномер. Дублирование, дублирование и еще раз дублирование.
ак: Что вы можете рассказать о самой пещере?
ШЭ: Очень помогает, если вы побывали там предварительно. Я не думаю, что кто-либо спуститься в пещеру глубже меня в ближайшее время, но это лишь вопрос времени. Тем не менее, это будет исключительно непросто для кого-либо, кто там никогда не был, прыгнуть в воду в Манта, и погрузиться на глубину. Необходимо готовится к этому постепенно. Существует много трудностей. Например, пещера не очень приспособлена для прохождения декомпрессии. Присутствует сильное восходящее течение. Есть зубчатые и острые выступы, но не столько, сколько хотелось бы. На них и приходиться развешивать декомпрессионные баллоны. Все проходы очень узкие; некоторые из них слишком узкие чтобы даже пытаться протиснуться в них. Если вы уроните что-нибудь – оно будет потеряно безвозвратно, и приходиться планировать запасы газа исключительно аккуратно.
Я стараюсь строить мои планы на правиле третей. Я завышаю свой расход воздуха на всех стадиях погружения и рассчитываю все по глубочайшему профилю с длиннейшим возможным временем на дне. Я рассчитываю свои смеси таким образом, чтобы находиться в безопасных пределах по кислороду, как с точки зрения отравления ЦНС, так и отравления «всего тела», повышая фракции кислорода и азота по мере подъема. Как правило, я стараюсь брать максимально приемлемые для меня границы по азоту, и ,при спуске, переключаюсь с воздуха на следующую смесь на глубине 84 метра и наоборот при подъеме. В последний раз я использовал две донных смеси, и всего в ходе погружения – 13 смесей. Я делаю еще много чего перед погружением. Я соблюдаю диету перед погружениями и в ходе погружений.
ак: Что вы можете сказать о команде обеспечения?
ШЭ: Мне помогают очень многие. Йохен поделился информацией. Дэйл Свит рассказал мне все, что знал, а также помог с оборудованием. Поль Де Лоа, мой напарник по погружениям, вероятно лучший наш спелеоподводник, помогал мне; Мэри Эллен Эккофф, Том Моррис, Пол Смит, Пол Хайнерт, два лучших подводника Мексики – Серджио Замбрано и Энджел Сото, возглавлявшие команду обеспечения, Рэнди Борер, и, конечно, Билл Гамильтон, и этот список можно продолжать и продолжать.
ак: Вы знаете, что существует следующая шутка – вопрос: «Вы знаете, какие регуляторы использовал Шек в ходе своего погружения в Манта? – Ответ: «Все, которые смог достать!». Несомненно, оснащение более чем 30 баллонов требует изрядного количества снаряжения, не говоря уж о газах. Были ли у вас спонсоры?
ШЭ: В начале моей карьеры, где-то в Декабре 1970 года, я работал в качестве обеспечивающего водолаза при рекордном погружении на воздухе на Багамах. В то время проводилось много таких погружений; спонсоры, упоминание в новостях, местное население, глазеющее на происходящее и все в таком роде. Это очень давило на подводников. Как результат такого давления, два подводника так и не вынырнули. Тогда я и совершил свое «известное» погружение на 140 метров, это едва не стоило мне жизни. Я не смог достать подводников, и никто другой не смог. Идя на погружение, они знали, что профиль – не идеальный. Жертвовались многие пункты безопасности под давлением спонсоров, журналистов и всей подготовки экспедиции. Они пожертвовали безопасностью, в результате чего и погибли.
Я не хочу оказаться в подобной ситуации. Поэтому я не хочу иметь множество спонсоров. Я не хочу, чтобы меня окружало множество других подводников. Те, кто участвуют в моих проектах – мои близкие друзья, и я всегда прямо говорю им, «Вполне вероятно что мы просто отправимся в Мексику, развернемся и сразу вернемся обратно. Если буду болен, или не в настроении, или погаснет не вовремя свет, или что-нибудь еще – погружение отменяется.»
ак: Насколько я знаю, вы несколько нервничали, начиная погружаться на смесях.
ШЭ: В начале семидесятых моим лучшим другом был Льюис Хольцендорф. он был одним из лучших в начале и середине 70-х. Льюис вместе с Кортом Смитом совершил погружение на смесях в Вакулла. Они погружались на гелиоксе, и использовали гелиево-кислородные таблицы ВМФ США, требовавшие использования чистого кислорода на глубине 15 метров. Мы знаем теперь, что это – самоубийство, но в то время им казалось, что профиль – безопасен, и они обсуждали это с представителем ВМФ, в Экспериментальном Отделе Погружений (EDU). В результате, у Льюиса начались судороги и он погиб. Его партнер едва не погиб. Это произошло в 1975 году.
Были и другие происшествия. Хэл Уаттс попробовал осуществить подъем тела в Орландо, используя гелиокс – и заработал тяжелейшую форму ДБ. Затем, Фрэнк Фогарти, Терри Мур и Роджер Миллер осуществили 97.5-метровый проход в Миссури, в 1975 году, используя тримикс, и подверглись тяжелейшей гипотермии. Мы все смотрели и думали – «Боже, что же происходит?». Вы должны понять, что рекордная глубина в пещерных погружениях была 102 метра, рекорд был установлен в 1977 году, и не был побит до удачного погружени, осуществленного в Диполдер Свитом, в 1980 году. Только погружения, осуществленные Йохеном, заставили меня думать о возможности безопасных погружений на газовых смесях.
ак: Шэк, за всю вашу карьеру вы осуществили множество глубоких погружений на воздухе; за последние пол часа вы упомянули о нескольких. Каковы практические пределы погружений на воздухе?
ШЭ: Вы должны понять, у меня огромный опыт, и за последние 25 лет я выработал устойчивость к азоту, и что работает для меня может не работать для остальных. В начале у нас не было ничего, кроме воздуха и у нас не было столько знаний, сколько есть теперь. Если бы мне пришлось начинать заново, многие вещи я сделал бы по другому.
Сегодня, как мне кажется, вы должны рассматривать условия и цель погружений, и принимать соответствующее решение. Существует ряд людей, которые обучают технике глубоких погружений на воздухе – Хэл Уаттс, Том Маунт, я и некоторые другие. Используя такую технику можно осуществлять погружения на глубины до 60 метров. Глубже это становится сугубо индивидуально.
Сегодня можно рекомендовать следующее – подготовьте себя к воздушным погружениям до 60 метров, далее используйте гелиевые смеси. Не существует необходимости тренироваться для воздушных погружений до 90 метров – большинство людей не смогут этого осуществить. Попытки натренировать себя для погружений глубже 60 метров – вопрос шансов. Может быть вам это удастся, а может – нет.
ак: Физиологическая рулетка?
ШЭ: Вот именно! Я был одним из счастливцев, или, вероятно, несчастным.
ак: Воздушная технология мертва?
ШЭ: Я так не думаю. Я уверен, что всегда найдется применение для воздуха. Хэл Уаттс достиг серьезных успехов, с точки зрения акклиматизации к высоким парциальным давлениям азота, но мы продолжаем узнавать все больше, например то, что делает Брэд Гиллиам, возможно упростить всем остальным погружения до 60 метров, а возможно и глубже. Посмотрим правде в глаза: у нас обширный опыт в использовании воздуха и нам более знакома декомпрессионная модель. Я не знаю гелиевых таблиц, которые настолько же надежны, как воздушные таблицы, имеющиеся в наличии. Декомпрессия более разумная, и можно проводить ближе к поверхности. Если вы можете безопасно осуществить погружение на воздухе, или смеси, обогащенной кислородом – вы обязаны это сделать.
ак: Что вы думаете о людях, идущих глубже?
ШЭ: Очевидно, что в настоящее время несказанно вырос интерес к глубоким погружением, особенно с растущей доступностью погружений на газовых смесях. В 60-е и 70-е мы, как инструктора, старались говорить всем, что на глубинах больше 39 метров нет ничего интересного. Это, несомненно, зависит от того, что вам интересно увидеть. С самого начала пещерных погружений во Флориде мы знали, что самые интересные пещеры расположены глубже 39 метров. Не очень приятно. Мы говорили «Не идите глубже 39 метров», и немедленно сами ныряем туда. Все инструктора-спелеоподводники всегда ныряли глубже 39 метров.
Я думаю, что более реально дать указания и направление тем, кто хочет идти глубже, чем просто сказать «НЕТ» и самим нарушать указания. Иначе люди начинают думать: «Если это правило не надо соблюдать, может и остальные не нужны также»
ак: Организация глубоких погружений становиться все дороже. Как вы думаете, это ограничит количество людей, желающих ими заниматься?
ШЭ: В настоящее время подводные погружения стали дороже, чем когда либо. И как только станут широко применяться ребризеры – а Билл Стоун, похоже, очень близок к изготовлению новой системы замкнутого цикла – они станут еще дороже. Искренне говоря, люди, которые хотят совершать серьезные погружения, найдут и деньги для их организации. Я помню, когда только появились буксировщики. Денег у меня не было. Тем не менее, я понимал, что если я хочу продолжать заниматься погружениями так, как мне нравиться, надо собраться, одолжить денег – и купить себе буксировщик. Так я и сделал. Билл Стоун отметил как-то, что он не слышал ни об одном спелеоподводнике, который умер богатым.
ак: Что необходимо, чтобы стать исследователем пещер?
ШЭ: Вы должны любить их. Вы должны очень любить подводные погружения. Любви к статусу – недостаточно. Это быстро изнашивается. Поэтому вы можете наблюдать огромное число инструкторов, перестающих преподавать. Те, кто стал заниматься этим, из-за того, что это – новый знак отличия, и окружающие говорили, что это очень «круто» - уходят. Вы можете наблюдать этот процесс постоянно. Когда я начинал нырять, в 60-х, я хотел быть особенным. Я перерос это, и перешел к стадии, когда я просто люблю нырять, и это помогало мне двигаться вперед. Если бы не эта любовь, я бы давно бросил.
ак: Любовь. Возможно это и есть главный ключик. Что вы можете посоветовать тем, кто хочет расширить свои возможности при погружениях?
ШЭ: Не забывать о базовых навыках. Иметь достаточный запас газов, знать обратную дорогу, и, при использовании газовых смесей, точно знать, что вы делаете
ак: А вы? Что вдохновляет вас?
ШЭ: Есть книга, написанная Роландом Хантфордом, которая называется «Последнее место на Земле», в которой противопоставляются исследовательские стили Роберта Фалькона Скотта и Роланда Умунсона во время их походов к Южному Полюсу. У скотта были деньги, признание, известность, поддержка и припасы, используя которые, исключительно невежественно, он и пытался достичь целей. Амонсон был беден, но он аккуратно все продумал, каждый малейший шаг долгого пути. Он обращался ко всем за советом, даже к Эскимосам, которых Скотт считал невежественными дикарями, не могущими иметь мыслей и идей. В результате, Амунсон достиг Южного Полюса, а Скотт продолжал губить себя и других людей. На мой взгляд, Амунсон является великолепной ролевой моделью для спелеоподводников и подводников.
ак: Каковы ваши дальнейшие планы?
ШЭ: Здесь недалеко, на моей земле, есть пещера. Пещера прямо здесь, у нас под ногами. Последний раз, когда я там был, я прошел на две мили под землю, и пещера по-прежнему была 15 метров шириной и 6 метров высотой. Я не знаю, как далеко она идет. Я такого еще не видел. Остальные пещеры Флориды начинают ветвиться и уменьшаться, эта же идет дальше и дальше. Я хотел бы увидеть ее завершение, но я не уверен, что смогу это осуществить используя имеющуюся в настоящее время технологию. Многое из того, что мы используем сейчас, в ближайшее время окажется устаревшим.
ак: мне кажется, что вам придется одолжить еще денег, и истратить их на один из ребризеров Стоуна.
ШЭ: К тому же существует гидроген. А еще есть реальные возможности использования гидрелиока, хотя никто не рассматривал возможности его использования при автономных глубоких погружениях. С уровнями компрессии, которым я подвергался в Манта, я был вынужден использовать много азота в смеси, чтобы избежать НСВД, но я бы предпочел использовать гидроген.
ак: Кстати о Манта; вы собираетесь идти губже?
ШЭ: У меня были возможности погрузится глубже, но в связи с моим возрастом, я не думаю, что я соберусь это сделать. Я бы хотел увидеть людей, погружающихся на такую же глубину, на которой я был в Манта, прежде чем я отправлюсь на большую глубину. С того момента, как Йохан получил ДБ, настолько сильную, что был вынужден прекратить нырять, больше никто не пробовал погружаться глубже 150 метров.
Вы знаете, при двух моих последних погружениях в Манта моя первая декомпрессионная остановка была на 156 метрах. Всего один человек нырял так глубоко, а я делал декомпрессионную остановку на этой глубине. Насколько же я сумасшедший? Я хотел бы увидеть, как Джим Кинг и некоторые другие начнут погружаться на 150 метра, может быть после этого я соберусь глубже.
ак:
|
